МНЕНИЕ: Углехимия или жизнь
Стратегия развития угольной промышленности с расчетом на рост экспорта угля в Китай провалилась, заявил недавно на Восточном экономическом форуме спецпредставитель президента Анатолий Чубайс. С 2025 года Китай начнет сокращение потребления угля, а до того момента будет жестко контролировать прирост угольных мощностей. Чубайс указал на СУЭК – крупнейшую угледобывающую компанию в стране и главного лоббиста неудачной угольной стратегии России – и призвал развивать углехимию, которая, по его мнению, поможет угольной промышленности выжить.
Глава Сбербанка Герман Греф на этом же форуме рассказал о том, что всемирная борьба с изменением климата, направленная на достижение углеродной нейтральности, приведет к проблемам не только в угольной промышленности. По оценкам Сбербанка, падение энергоэкспорта России к середине века может составить почти $200 млрд, включая сокращение производства угля на 90%, нефти и газового конденсата на 72%, а газа – на 52%, цитирует Грефа РБК. Бюджет потеряет 5 трлн руб. уже к 2035 году, потенциальный ущерб ВВП составит 7,7%, а доходы населения упадут на 14%.
Вторил Грефу и министр экономического развития Максим Решетников, указавший на углеродный налог ЕС, который через несколько лет принесет российским производителям значительные убытки. Этот налог будет применяться по отношению к продукции из тех стран, которые не предпринимают достаточных усилий по снижению выбросов парниковых газов, вредящих климату. Сегодня такой страной в полной мере является Россия.
Заявления высокопоставленных участников Восточного экономического форума прозвучали как гром среди ясного неба. Вместе с тем новостью надвигающийся кризис не является – о грядущих проблемах российские экологи говорили уже давно. Но в Кремле и Сбербанке слушали СУЭК, а не экологов. Если что-то новое тут и есть, так это проникновение риторики экологических активистов в речи спецпредставителя президента, министра экономики и главы Сбербанка. Интересно, начнут ли их теперь называть зелеными радикалами?
Итак, российский политический истэблишмент наконец-то сделал первый шаг – признал существование проблемы. Это могло было произойти еще лет пять назад, когда было подписано Парижское соглашение по климату. И сегодня информация о том, что мир борется с изменением климата, – что приведет к скорому сокращению энергоэкспорта России, – не воспринималась бы в катастрофическом свете. Вероятно, у нас даже появились бы осмысленные стратегии адаптации к изменениям. Но лучше поздно, чем никогда.
Теперь второй шаг – определение путей выхода из кризиса. Заниматься сворачиванием угольной промышленности, разработкой энергетических альтернатив и переобучением занятых в угольных компаниях работников, как это решили сделать во многих других странах, российская политическая элита не хочет. Спецпредставитель президента Чубайс считает, что достаточно придумать угольным компаниям какой-то другой вид деятельности – например, углехимию – то есть ограничиться косметическими изменениями. И это даже более крупная ошибка, чем игнорирование грядущих изменений после подписаний Парижского соглашения.
Озвученное Чубайсом предложение развивать углехимию как направление, способное спасти угольную промышленность в ситуации падения спроса на зарубежных рынках, удивляет. В первую очередь, отсутствием какого-либо экономического смысла, а во вторую – непонятно откуда взявшимся убеждением, что это альтернатива, которая позволит России продавать основанную на угле продукцию в мире, все увереннее отказывающемся от угля.
Во-первых, масштабная добыча угля, за продолжение которой выступает Чубайс, – это усугубление экологической катастрофы в местах добычи, а следовательно и кризиса здравоохранения.
В 2019 году смертность в главном угольном регионе страны – Кузбассе – была на 16% выше, чем в среднем по России (1228,1 против 1425,7 на 100 тыс. человек). С 2003 по 2019 год в Кузбассе заметно увеличилась смертность от злокачественных новообразований на 100 тыс. населения — с 208,94 в 2003 году до 240,8 в 2019 году. Смертность от болезней органов дыхания в Кемеровской области по официальной статистике уже почти 30 лет значительно превышает общероссийский уровень: 75,95 на 100 тыс. населения в Кузбассе против 58,98 по России. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении с 1990 по 2018 годы в Кузбассе составляет в среднем на 3,14 года меньше, чем по России. Почти все это время добыча угля росла рекордными темпами. Сегодня Кузбасс выбрасывает в атмосферу больше загрязняющих веществ, чем весь Северо-Западный федеральный округ, превышающий площадь Кузбасса в 18 раз.
То есть за углехимию население продолжит расплачиваться собственным здоровьем. Неужели на колоссальные деньги, которые выделяются на поддержку частных угольных компаний, невозможно создать альтернативные рабочие места, не связанные с экстремально грязным производством? Российским властям, похоже, просто нет до этого дела.
Углехимические технологии, как правило, слишком долго окупаются и имеют низкую рентабельность и потому не вызывают интереса у инвесторов. Об этом говорят Минэнерго, Сколково и даже ярый сторонник углехимии академик РАН Зинфер Исмагилов. Более того, востребованная продукция, которую можно производить за счет углехимии, уже производится конкурентами по сектору ископаемого топлива. И еще одна проблема: в России значительный недостаток специалистов по глубокой переработке угля и углехимии – их почти нигде не готовят.
Сотрудники «Кузбасского технопарка», продвигающего углехимию, еще несколько лет назад называли одним из главных направлений изготовление из угля олефинов, востребованных в химической промышленности. Однако забыли упомянуть о том, что это крайне экологически вредное производство. На значительное негативное воздействие этого процесса для окружающей среды указывал, в частности, Coface, один из мировых лидеров в сфере кредитного страхования. «Экологически неоднозначной» назвал переработку угля в олефины глава «РусГазДобычи» Константин Махов, утверждая, что тот же процесс в газохимии имеет меньший углеродный след. То есть Чубайс советует нам сменить способ производства олефинов на более грязный для того, чтобы спасти самую грязную и опасную для климата промышленность.
На прошедшем в конце прошлого года в Госдуме круглом столе об углехимии представитель Минэнерго говорил о производстве жидкого синтетического топлива. И вновь был затронут вопрос дороговизны и долгой окупаемости. Но объяснил бы кто-нибудь все-таки, зачем нужно производить более дорогое, по сравнению с продающимся сегодня, топливо из угля? И мы же вроде, как весь остальной мир, еще и выбросы параллельно должны снижать?
Еще одним магистральным направлением углехимии является газификация. Это когда уголь превращают в газ. «Технологии подземной газификации с получением синтез-газа и водорода были реализованы в СССР и потенциально могут быть применены, но потребуется решение комплекса экологических проблем», – говорил в прошлом году в интервью «Аргументам и фактам» директор института нефтехимического синтеза Антон Максимов. Также он указывал на то, что при использовании таких технологий предстоит решить проблему выделения углекислого газа и необходимости использования больших объемов воды. Намного более прямо высказались ученые в «Науке в Сибири», указав на то, что эта технология приводит к загрязнению ядовитыми веществами водных ресурсов, а также может вызвать масштабные оползни, причем многосторонний вред от нее попросту невозможно контролировать.
Научный руководитель Федерального исследовательского центра угля и углехимии Сибирского отделения РАН Исмагилов указывает на то, что есть еще технологии изготовления сорбентов из энергетических углей, а также удобрений. Логика тут получается удивительная – будем добывать уголь, чтобы из него делать сорбенты, которые будем применять для очистки загрязнения воды от угледобычи. На сельскохозяйственных землях, загрязненных пылью от угольных разрезов, будем повышать урожайность удобрениями из угля. Не проще ли прекратить добычу невостребованного угля, не загрязнять воду и землю, а научный потенциал направить в какое-то позитивное русло? Развивать возобновляемые источники энергии, например?
Отказ от угля, который рано или поздно произойдет, нужен, чтобы снизить выбросы углекислого газа и затормозить изменение климата. Это важная часть всемирной климатической стратегии, и она никуда не денется, то есть переждать кризис не получится. Попытка спасти частные угольные компании в России, предлагая им заняться углехимией, лишь оттянет момент закрытия этих компаний, да и то, скорее всего, ненадолго. Экспортного потенциала углехимия не имеет уже потому, что остальные страны активно вкладывают деньги в отказ от угля и создание альтернатив. Вряд ли мир обрадуется новости о том, что Россия наращивает выбросы, используя весь тот уголь, который другие страны не купили. А это означает новые виды углеродных налогов и блокирование доступа на международные рынки.
По сути, мы сегодня стоим перед выбором – поэтапное сворачивание угледобычи и разработка альтернатив либо продолжение поддержки умирающей угольной промышленности и задержка адаптации к требованиям эпохи энергоперехода. Углехимия точно не относится к первому, это слегка замаскированное второе.
Чем дольше российские власти будут игнорировать современные реалии, предлагая ложные решения вроде углехимии, тем сильнее будет ущерб экономике и падение доходов населения, о котором говорил Греф, на горизонте 10–15 лет. Что же касается мест, где предлагается развивать углехимию, можно смело умножать цифру ущерба на два и добавлять экологическую деградацию и дальнейшее ухудшение здоровья населения.
Владимир Сливяк